– Петька, попробуй, прочитай присягу милиционера, говорят, что это помогает при всех напастях, – упрашивал рядовой полиционер своего товарища, – нам всегда говорили, что если тебе трудно, то нужно про себя или вслух читать присягу. Давай, Петенька, начинай…
Младший сержант согласно кивнул головой и что-то замычал. Наконец, через несколько минут мычания начали пробиваться отдельные понимаемые слова, которые превращали полиционера в человека.
– Я, младший сержант Иванов Теплостанский, поступив на службу в органы внутренних дел, присягаю на верность народам Российской Федерации, – уже внятнее заговорил младший сержант. – Клянусь соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, уважать и соблюдать права и свободы человека и гражданина, добросовестно выполнять приказы начальников и возложенные на меня служебные обязанности. Я говорю! – закричал он и захлопал ладонями по бедрам, как будто собирался пуститься в пляс.
– Ну, скажи, как правы старики, – радовался рядовой, – присяга, брат, это получше всякого пургена будет. Живи по уставу – завоюешь честь и славу. Дал присягу – назад ни шагу. Верность присяге – закон победы. Народ и милиция одна семья.
– Вовчик, ты просто молодец, – сказал младший сержант и с чувством пожал руку рядовому. – Пошли в отделение. Составим рапорт о происшествии и сдадим иностранную валюту в пользу государства. Пусть ее на сирот истратят, у нас беспризорников сейчас больше, чем после гражданской войны.
– Петька, да ты чё, сбрендил что ли, – удивился рядовой, – от присяги ошалел? Бывает. Вылечился и забудь её нахрен. Ты лучше вспомни, кому и сколько мы должны отдать. Да если мы кому-то вякнем, что взяли десять тонн, так нас тут же пытать начнут, скажут, что был миллион, а десяткой мы рты закрываем начальству. Не поверит же никто. Давай понемножку дадим всем и на этом дело закроем. Ну их всех к черту. Самим деньги нужны. Ты лучше посмотри на гаишников. Вот у кого лафа, а нам в кои-то веки такое добро свалилось.
Младший сержант Иванов подумал и нашел доводы своего напарника резонными.
– Вова, ты прав, – патетически сказал он, – пошли в парк мять и грязнить денежки, чтобы они не выглядели как из-под печатного станка.
Друзья вышли на улицу и в укромном месте перепачкали с десяток купюр грязью и измяли их в руках.
– Пошли руки мыть, а то смотри какие они зеленые, – сказал младший сержант, и они пошли в служебное помещение на станции.
Вечером они закончили смену, сунули, кому нужно, по сотенной купюре и с чувством исполненного долга пошли домой.
Младшего сержанта Иванова арестовали утром, а рядового Вову Волкова в Рязани, куда он уехал на выходной к родственникам, чтобы спрятать четыре с половиной тысячи долларов, доставшиеся ему при дележке.
На очной ставке они подтвердили, что давали деньги своим начальникам и рассказали следователям из федеральной службы безопасности о двух подозрительных иностранцах, хорошо говорящих на русском языке и всучивших им пачку новеньких долларов. Начальники тоже были арестованы за сбыт поддельной иностранной валюты.
Доллары были сделаны отлично, и никто не мог разглядеть их подделку, если бы не один дотошный продавец в винном магазине, получивший квалификацию сомелье, а до этого работавший учителем истории в средней школе. Он посмотрел бумажку на просвет и увидел там водяной знак с гербом Вельзевула – графическим изображением мухи в круге с буквами L B A E. Он и прибежал полимилицию с найденной им на кассе купюрой. Полиционеры от греха подальше передали дело в комитет госбезопасности, вернее, в федеральную службу безопасности. ФСБ.
Петю Иванова и Вову Волкова поставили на допросный конвейер и уже через сутки следователи ФСБ пришли к выводу, что больше полиционеры не знают ничего, но отпускать их не стали, чтобы они не рассказали все своим начальникам, а те из-за рвения не вспугнули представителей неизвестного царства-государства.
– Гражданин мира и князь темной его части, – повторял я про себя запись в паспорте Велле Зеге Вульфа. – Это не всесильная организованная преступность, это нечистая сила. Вот она и есть самая всесильная, и имя ее Легион. Ей подвластны все самые благие начинания. Самые честные люди оказываются ее легионерами, а все самое светлое оказывается самым темным. Она как сумерки, как граница между черным и белым и в сумме оказывается, что черного и его оттенков в несколько раз больше, чем цветов радуги.
Вы никогда не задумывались над тем, что самыми выразительными являются черно-белые фотографии и черно белые рисунки? Это действительно так и черно-белая фотография никогда не исчезнет и не пустит на свое место цветную фотографию. Помяните мое слово. А я оказался в друзьях-приятелях у князя тьмы. Чур меня, – и я попытался, не поднимая рук, совершить крестное знамение, – изыди Сатана!
– Вы что там, Андрей Васильевич, кукиши против меня строите? – спросил, усмехнувшись Велле Вульф. – Чур ваш на побегушках у меня, как и Чуров ваш у ваших начальников.
Кроме того, я здесь у себя дома. Вас это удивляет? А вы никогда не замечали, что у православных священников на крестах наперсных Иисус не распят, а извивается в попытках освободиться от веревок, которыми он привязан к кресту. А не знаете, почему так? Дам ответ вам. Они тоже на меня служат.
Когда-то христианство было едино, а я их разъединил. Дал им григорианский календарь. Астрономы Христофор Клавиус и Алоизий Лилиус установили постепенное смещение по отношению к юлианскому календарю дня весеннего равноденствия, по которому определялась дата Пасхи, и рассогласование пасхальных полнолуний с астрономическими. И католики перешли на этот календарь, а православные нет.